— Ухорезами? Да, я слышал, — сказал Пётр. — Куда дальше?
— От развилки влево, ваше царское величество, — отвечал Даниель, — а там уже прямо до самого Клеркенуэлла.
Что касается сверхъестественного чувства, заключающегося в откровении и вдохновении, то универсальные законы не были даны этим путем, ибо в такой форме Бог говорит лишь отдельным людям, причем разным людям разное.
Гоббс, «Левиафан»
Приехав в Клеркенуэлл-корт, Даниель обнаружил, что Роджер Комсток или кто-то, объявивший, будто действует от его имении, разместил во Дворе технологических искусств два эскадрона вигской кавалерии: один состоял из могавков, другой — из людей с обычными причёсками. Даниелю было всё равно: он уже утратил способность чувствовать досаду или чему-либо удивляться. Так оказалось даже лучше. Гробница тамплиеров, с её окованными железом дверями, выглядела вполне внушительно. Присутствие кавалеристов делало её, в глазах Петра, ещё более надёжным хранилищем для золота.
Даниель всю дорогу готовился к тому, что день или два будет мучительно объяснять все чудеса и диковины Двора технологических искусств — именно до такого рода курьёзов Пётр Великий был особенно падок. Однако инженеры, освобождая место для кавалерии, по большей части либо заперли оборудование, либо забрали с собой. Смотреть оказалось особо не на что. Пётр спустился в гробницу, но потолок был слишком для него низок, а сам царь явно скучал, как любой монарх на любой церемониальной инспекции; Даниелю осталось предположить, что потайные склепы древних военно-религиозных сект встречаются в России на каждом шагу и не рассматриваются как нечто примечательное. Соломон Коган выказал больше интереса, чем его начальник. Так что покуда барон фон Лейбниц и Сатурн (на удивление быстро оправившийся после того, как вооружённый казак поднял его с постели остриём сабли) показывали царю различные механизмы, относящиеся к логической машине, Даниель и Соломон сидели возле саркофагов, наблюдая за тем, как золото с «Минервы» складывают в гробницу тамплиеров. Каждую пластину надо было взвесить и записать в амбарную книгу, а потом свести и сверить результаты; не слишком сложная задача для двух таких людей. В промежутках Соломон Коган развлекал Даниеля лёгкой светской беседой:
— Занятное место.
— Я рад, что вам интересно.
— Оно напомнило мне то, чем я некогда занимался в Иерусалиме.
— Кстати, тамплиеры полностью именовались «рыцари Храма Соломонова». Так что если вы тот Соломон…
— Не надо играть словами. Я не о могиле давно позабытых рыцарей, а о том, что над ней.
— Двор технологических искусств?
— Если вы так его называете.
— А как бы назвали его вы?
— Храмом.
— Нда? И какой же религии?
— Религии, которая исходит из предпосылки, что мы можем приблизиться к Богу через лучшее понимание созданного Им мира.
— Вы хотите сказать, потому что для нас это единственное указание на то, как Он мыслит.
— Для большинства из нас, да, — отвечал Соломон.
— Вот как? Есть меньшинство, для которого существуют иные способы познать Бога?
— Вообще-то есть, — сказал Соломон, — но говорить так опасно, поскольку почти все, причисляющие себя к упомянутому меньшинству, — шарлатаны.
— Что ж, очень лестно, что вы сочли возможным раскрыть эту тайну мне. Следует ли сделать вывод, что вы верите в мою способность отличить шарлатана от…
— Мудреца? Да.
— Значит ли это, что я — мудрец?
— Нет, вы — учёный. Член Societas Eruditorum.
— Лейбниц говорил об этом обществе, но я не знал, что к нему принадлежу.
— Оно не такое, как у них. — Соломон постучал костяшками пальцев по саркофагу храмовника. — В нём нет ни устава, ни посвящений.
— Вы к нему принадлежите?
— Нет.
— Вы мудрец?
— Да.
— То есть у вас есть способы познания, недоступные для нас, учёных. Мы должны пробавляться тем, что даёт нам наша религия.
— Вы напрасно говорите о ней так пренебрежительно. Лучше знать, как вы пришли к знанию, чем получать его извне.
— Енох Роот — мудрец?
— Да.
— Лейбниц?
— Учёный.
— Ньютон?
— Трудно сказать.
— Такое впечатление, что Ньютон просто знает. В голове у него рождается законченное знание, никому не понять как. И черта с два кто-нибудь сделает то, что делает он.
— Да.
— Это чёрно-белое различие, мудрецы и учёные, или есть оттенки серого? Когда меня осеняет удачная мысль, я — мудрец?
— Вы приобщаетесь к мудрости, или магии, или как вы это называете по-английски.
— Сколько сейчас магов? Вы и Енох — два. Возможно, Исаак.
— Представления не имею.
Тут Соломона отвлёк какой-то звук на лестнице. Они с Даниелем посмотрели в ту сторону, ожидая увидеть казака с золотом, но это оказался Сатурн. Он тихо шагнул к ним. Даниель не знал, сколько Сатурн пробыл в крипте и что из их разговора слышал.
— Вы закончили подсчёты? — робко спросил тот.
— Они были несложные, — отвечал Даниель. — Почему вы спрашиваете? Мы нужны?
— Господин Романов спешит.
— Вот как? Куда это он вдруг надумал?
— Мы услышали, что в Хокли собирается народ, — объяснил Питер Хокстон. — Царь спросил, что там. Я имел неосторожность ответить, что скорее всего будут травить собаками привязанного быка. Царь изъявил горячее желание увидеть потеху.
— И кто мы такие, чтобы его задерживать?
— Два светоча науки и еврей заходят в бар… — начал Сатурн.