Барочный цикл. Книга 7. Движение - Страница 72

Де Жекс метнулся к парапету. Сатурн, забыв про опасность, схватил его за одежду. Де Жекс был пойман; по крайней мере так Даниель думал, пока не шагнул через дымовую завесу и не увидел, что де Жекс спрыгнул в пролёт святой Марии, а Сатурн стоит один, держа его плащ.

Королевское общество, Крейн-корт. 24 июля 1714

— Когда я ребёнком путешествовал по дорогам Франции вместе с отцом, упокой Господи его душу, и братом Кальвином, мы время от времени обгоняли бродячих точильщиков, исходящих потом под весом своих станков. Мой отец, светлая ему память, был купцом. Всё, потребное для дела, он возил в голове или в кошельке. Мы с Кальвином считали, что так и должно быть, и дивились на точильщиков, которым, дабы заработать на хлеб, надо всюду таскать тяжеленный камень! Раз отец услышал, как мы промеж себя высмеиваем одного из этих бедных тружеников. Он пристыдил нас и прочёл нам такой урок: точильщик сперва раскручивает камень, затем лишь изредка подталкивает рукой. Лёгкий камень останавливался бы слишком быстро; тяжёлый вращается по инерции. Отец уподобил его банку, который сохраняет в себе усилия человека и выдаёт их равномерно. Свойство это так существенно для точильщика, что тот готов всю жизнь, подобно Сизифу, толкать в гору и с горы тяжёлый камень.

Когда Джек Шафто вернулся в Лондон, у него были при себе деньги от французского короля на финансирование неких планов, которые Джек должен был здесь исполнить. И были обещаны ещё деньги, если король останется доволен результатами. То золото, которое Джек привёз с собой, стало первым толчком для исполинского точильного камня; следующие суммы поддерживали бы вращение. Однако Джеку хватило ума понять, что ему нужен банк, хранилище богатства и власти, чтобы его дела шли без перебоев, даже если деньги будут поступать от случая к случаю. Он свёл знакомство с мистером Нокмилдауном — тогда просто успешным барыгой в Лаймхауз, приобретавшим у жохов стянутое с кораблей добро, — и сделал ему следующее предложение: он, Джек Шафто, используя «французское золото и английскую смётку», превратит мистера Нокмилдауна в колосса меж скупщиками краденого, расширит его владения и масштаб операций. Мистер Нокмилдаун сделается богачом, а Ист-Лондонская компания станет для Джека точилом, сберегающим в себе плоды его усилий.

Первые несколько лет после возвращения в Лондон Джек почти ничем другим не занимался. И, как стало ясно со временем, поступил правильно. Франция терпела поражение в Войне за Испанское наследство; герцог Мальборо и принц Евгений одерживали победу за победой. Будьте покойны, в те дни Людовик слал Джеку очень мало золота. Тот превратился бы в обычного бродягу и утратил свою ценность в глазах французского короля, если бы не доходы Ист-Лондонской компании. Атак Джек процветал даже в худшую для Людовика пору. К тому времени, как Мальборо разбил французов при Рамийе и все ждали, что теперь он нанесёт удар в самое сердце Франции, Джек сделал мистера Нокмилдауна величайшим скупщиком краденого в христианском мире, королём пиратов, способным принять в свои склады содержимое целого захваченного корабля и ещё до отлива загрузить его по фальшборты воровской добычей. Ист-Лондонская компания стала фундаментом, на котором Джек принялся возводить своё чёрное здание. Лишь в последние годы оно выросло настолько, чтобы привлечь внимание таких людей, как вы, но не сомневайтесь — строительство началось много раньше.

Тут Анри Арланк замолчал, чтобы обвести взглядом собравшихся за столом. Он поочерёдно заглянул в глаза каждому из членов Клуба, прежде чем остановиться на Шоне Партри, сидевшем ближе всех, после чего прикрыл веки и потупился, выказывая поимщику больше почтения, нежели кому-либо ещё, включая сэра Исаака. Возможно, это объяснялось тем простым фактом, что Партри держал ключи от наручников на руках Арланка и кандалов на его ногах. Арланк поднял руки от колен, на что потребовалось некоторое усилие, поскольку их соединяла двадцатифунтовая цепь, и обнял ладонями кружку с горячим шоколадом, принесённую его женой.

Миссис Арланк пришла в ужас, однако ничуть не удивилась, когда на только что начавшееся заседание клуба ворвался Шон Партри и в качестве первого пункта повестки дня заковал её мужа в цепи. Пленник, напротив, выказал крайнее изумление, но, когда оно схлынуло, больше не проявлял сильных чувств и, судя по всему, воспринял крах своей жизни с истинно гугенотским фатализмом. Казалось, он даже испытывает некоторое облегчение.

— Объясните клубу, как вы стали приспешником Джека Шафто, — потребовал сэр Исаак. — Говорите медленно и чётко, чтобы каждое слово могло быть записано.

Вместо Арланка, который раньше исполнял обязанности секретаря, они пригласили писаря из Темпла, и тот, бешено строча пером, стенографировал всё сказанное.

— Хорошо. Вы наверняка наслышаны о жестоких гонениях на французских кальвинистов после отмены Нантского эдикта в 1685 году, так что не буду вас утомлять. Скажу лишь, что мой отец попал под драгонаду, затем на галеры, но ещё раньше успел вывезти меня и Кальвина на другую сторону Ла-Манша — в бочках, как селёдку. Позже галера, на которой мой отец был гребцом, погибла в бою с голландцами.

— Но это наверняка случилось не раньше, через несколько лет после отмены эдикта, — вставил господин Кикин, большой любитель истории.

— Да, сэр, — отвечал Арланк. — Считается, что война началась в 1688-м, когда Людовик вторгся в Пфальц, а Вильгельм заполучил Англию.

— Мы предпочитаем говорить, что это Англия заполучила Вильгельма, — поправил Орни.