Барочный цикл. Книга 7. Движение - Страница 79

К оглавлению

— Погодите, — сказал Даниель, — мы пока не говорили с узником.

Роджер зашёлся в оргазме кашля.

— И это хорошая новость! — заверил его Даниель.

От такой наглой лжи Роджер перестал кашлять и выпрямился.

— Вы надо мной издеваетесь, сударь!

— Ни в коем разе! Почему наш узник так напуган, что не смеет показаться в «Чёрном псе»?

— Потому что он жалкий трус?

— Даже трусу незачем бояться Джека, если он не знает чего- то, крайне для Джека опасного.

— У меня к вам вопрос, Даниель.

— Я слушаю, Роджер.

— Вы когда-нибудь участвовали в переговорах? Ибо люди, имеющие хоть какой-нибудь опыт, обычно способны распознать, когда их водят за нос.

— Роджер…

— Как Клудсли Шауэл, когда тот увидел в тумане скалы Сил- ли, но уже не мог отвратить флот с рокового курса, так и я, на самом пороге Болингброкова логова, вижу, что ошибся, позволив вам и другому натурфилософу вести переговоры с коварным преступником.

— Всё не так безнадёжно, Роджер.

— Тогда скажите хоть что-нибудь, что не было бы абсолютно и беспросветно чудовищно дурной новостью.

— Мы начали в середине дня и прошли все предварительные этапы переговоров, используя Шона Партри в качестве посредника. Весь блеф и вся чепуха позади. Осталась последняя стадия. Узник пока отказывается говорить. Мы взяли передышку, чтобы он посидел и подумал о муках, ожидающих его в пятницу. Тем временем я приехал к вам со следующим вопросом: что наибольшее мы можем ему обещать, ежели он сегодня представит сведения, которые позволят изловить Джека-Монетчика или хотя бы доказать, что тот подбросил в ковчег фальшивые деньги?

— Если потребуется… Даниель, посмотрите мне в глаза, — сказал Роджер. — Вы можете предложить это лишь в качестве последнего, крайнего средства, и то лишь если будете уверены, что оно обеспечит победу.

— Я понял.

— Если ваш малый поможет мне сокрушить Болингброка, я освобожу его из Ньюгейта и дам ему ферму в Каролине.

— Прекрасно, Роджер.

— Не усадьбу, а клочок земли, острую палку и курицу.

— Это больше, чем он заслужил; я и на такое не рассчитывал.

— Теперь вы трое отправляйтесь в Ньюгейт. Я не могу оттягивать вечернюю игру бесконечно. — Роджер наконец позволил себе взглянуть на дворец Болингброка. По меньшей мере три виконта смотрели на них из окон. Это кое о чём Даниелю напомнило.

— Встретимся здесь через час, — сказал он, глядя на часы.

— Через час?!

— Дальше всё должно произойти быстро. Я употреблю этот час нам на пользу. Желаю вкусно покушать, Роджер, и не пить слишком много.

— Мне вполне достаточно пить не больше противника, что легко.

— Я бы советовал вам быть трезвее, чтоб сполна насладиться победой.

— А я бы советовал вам быть пьянее, чтобы действовать чуть менее осмотрительно.

Однако Даниель уже взбирался по складной лесенке в фаэтон, одолженный ему Роджером.

— На Лестер-филдс! — крикнул он кучеру.

Лестер-хауз. Полчаса спустя

— В этой стране, да будет вам известно, есть негласное правило, которое соблюдают и виги, и тори: не привлекать к политике толпу.

— Я не знала, — ответила принцесса Каролина. — Наверное, потому, что правило негласное.

За недели, проведённые в Лондоне, её английский заметно улучшился.

— Без сомнения, когда ваше королевское высочество будет повелевать мирной и счастливой Британией, правило будет соблюдаться неукоснительно, — продолжал Даниель, — как соблюдалось по меньшей четверть столетия.

— За исключением времени парламентских выборов, — вставила герцогиня Аркашон-Йглмская.

— Естественно, — сказал Даниель, — а также церковных поджогов и убийств. Однако я не убежден, что оно будет соблюдаться сегодня. По обе стороны раздела виги-тори я наблюдаю пугающий недостаток осмотрительности. Положение Болингброка сейчас и невероятно высоко, и крайне шатко. Он подобен человеку, который почти влез на стену, цепляясь за неё ногтями, и уже видит место, где сможет встать — но и опасность рухнуть на камни внизу для него велика, как никогда. Он будет хвататься за что угодно, лишь бы не упасть. Что мешает ему нарушить правило касательно толпы?

Они сидели в помещении Лестер-хауз, которое, эпохи назад, на чертежах архитектора, возможно, звалось Гранд-салоном. К тому времени, как штукатурка высохла и въехали Стюарты, оно стало просто салоном. По современным меркам это был скорее чулан. Никакой ажурной лепнины в стиле рококо. Потрескивающие деревянные панели того оттенка коричневого, который темнее чёрного. Окна, выходящие на Лестер-сквер, забили ставнями — их нельзя было отличить от панелей, если не простукать. Тем не менее Элиза, судя по всему, любила эту тёмную каморку, и Даниель вынужден был признать, что тревожными вечерами такие помещения по-своему уютны.

— О толпе часто говорят, но никто её не видел, — заметила принцесса.

Иоганн фон Хакльгебер и Даниель Уотерхауз разом набрали в грудь воздуха и открыли рот, чтобы объяснить её неправоту. Впрочем, оба помедлили, уступая другому право говорить, так что следующим вновь раздался голос Каролины.

— Вы готовы поведать мне ужасы, от которых кровь застынет в моих жилах, — сказала она. — Однако я нахожу само понятие противным философии. Доктор Лейбниц много размышлял о коллективных сущностях, как, например, стадо овец, и пришёл к выводу, что их следует рассматривать в качестве совокупности монад. Все они — индивидуальные души. Толпу измыслили умы, ленящиеся воспринимать их в таком качестве.