Барочный цикл. Книга 7. Движение - Страница 90

Элизу по лицу. Она хотела сдвинуться вправо, но лошади испугались сильнее неё и понесли со своей силой нескольких тонн мускулов. Карета накренилась влево; правые колёса оторвались от мостовой. Элиза отлетела бы к левой дверце, если бы не вцепилась в край правого окошка. Мгновение она висела, видя в отверстие паранджи только трубы, гнёзда аистов и звёзды.

Тут левое колесо не выдержало. Карета ухнула вниз и всей тяжестью завалилась на левую ось. Элиза, не удержавшись, упала на дверцу, как куль с овсом. Задвижка отлетела, дверца открылась, но не сильно, потому что была совсем близко от мостовой. Над булыжниками Хей-маркет её удерживала только выступающая ось кареты. Элиза, лёжа спиной на сломанной дверце и силясь раздышаться, сумела повернуть голову и увидеть мостовую — та неслась прочь в нескольких дюймах от её носа, увлекая за собой каштановый парик.

Наконец мостовая замедлилась и встала. Лошади, которыми, очевидно, уже никто не управлял, решили, что место, куда они попали — двор перед Итальянской оперой, — безопаснее соседних и надо переждать здесь. Элиза начала протискиваться в приоткрытую дверцу; ей казалось, что в щель между боком кареты и мостовой как раз пройдёт её тело. Как вскорости обнаружилось, оптимизм был излишним; она просунула голову и руку, а всё остальное не проходило: мешала дверца, державшаяся на петлях из воловьей кожи. Левой рукой Элиза нащупала одну из них, затем отыскала за корсажем дамасский кинжал, который по застарелой дурной привычке всегда носила при себе. Через мгновение она уже левой рукой пилила петлю.

Этим она и занималась, когда перед её лицом возникли два чёрных сапога для верховой езды. Край длинного тёмного плаща колыхался вокруг них, как облако. Каштановый парик упал на мостовую.

— Вы не та, кого я преследовал, — произнёс голос по-французски.

Элиза увидела высоко-высоко над собой лицо отца Эдуарда де Жекса. По нему ручьями бежал пот.

— Однако сгодитесь и вы, мадам.

Его руки в перчатках вертели кинжал; клинок маслянисто поблескивал в свете разгорающихся костров.

«Чёрный пёс» в Ньюгейтской тюрьме. Несколькими минутами раньше

— У меня есть тяжёлое золото. Вам это известно, — сказал Джек.

— Соломоново золото? — поправил Исаак.

— Забавно, отец Эд тоже его так называл. Как ни зовите, оно у меня есть, и я знаю, где взять ещё. Предположим, Болингброк назначил испытание ковчега. В Звёздной палате поставлена пробирная печь. Коллегия лондонских ювелиров вскрывает ковчег и достаёт образцы монет…

— Которые подложили вы, — сказал Исаак.

— Вы этого не докажете. И в любом случае вы лично отвечаете за каждую монету, — напомнил Джек. — Сначала их сосчитают и взвесят. Вы удивитесь, Айк, но монеты, которые я подбросил, пройдут первое испытание. Понимаете, я делал заготовки чуть толще — не настолько, чтобы это можно было заметить, держа монету в руках, однако вес у них полный, несмотря на примесь неблагородных металлов.

— А когда их станут пробировать?… — спросил Даниель.

— Когда их расплавят в пробирной купели и определят долю золота, она окажется слишком низкой. И вот здесь я могу помочь вам, Айк, и тому маркизу, который назначил вас заведовать Монетным двором.

— То есть можете снабдить меня тяжёлым золотом, как вы его называете.

— Да. Если подбросить кусочек в купель — трюк нехитрый, — то королёк получится тяжелее, и все цифры сойдутся.

У Исаака Ньютона, остававшегося странно безразличным к тому, что проникало сквозь его ноздри и прилипало к подошвам башмаков в Ньюгейте, на лице проступили признаки дурноты. Джек Шафто увидел их и правильно истолковал.

— Я противен вам, Айк, тем же, чем был противен отцу Эду: для меня тяжёлое золото не значит ничего больше. Когда я предлагаю его вам в нынешней сделке, я предлагаю не таинственную субстанцию для вашего священного чародейства, а лишний вес, чтобы спасти ваши яйца при испытании ковчега. Наш разговор был бы куда возвышеннее, не правда ли, если бы мы говорили о том, а не об этом. Будь речь о том, вы воображали бы себя в новейшем продолжении Библии; Ньюгейтская тюрьма, при всей своей вони, была бы как те дома прокаженных, в которые входил Иисус — часть величественной истории, потому не такая гадкая. Но поскольку речь про то, как Айку Ньютону сберечь муде, вы оглядываетесь вокруг и морщите нос: «Фу! Я в «Чёрном псе» Ньюгейтской тюрьмы, и здесь смердит!» В точности отец Эд, для которого весь Лондон, по сравнению с Версалем, был Ньюгейтской тюрьмой. Но я утешу вас словами, которые говорил отцу Эду, когда он вот так же зеленел.

— Я дивлюсь, что у вас вообще остались слова, — произнёс Исаак. — Впрочем, я выслушал уже столько, что могу потерпеть ещё.

— Очень просто: когда всё закончится, и вы останетесь с куском Соломонова золота в руках, можете думать о нём, что хотите, и делать с ним, что угодно.

— Вопрос, — вмешался Даниель. — Вам было известно, что сэр Исаак стремится его заполучить и знает, что оно у вас есть. Зачем такая сложная комбинация с ковчегом? Почему было не обратиться прямо к сэру Исааку давным-давно?

— Потому что есть и другие участники. С моей стороны — де Жекс, за которым было решающее слово, пока я недели две назад не затеял его убить. С вашей — Равенскар, который верит в алхимию не больше меня. Чтобы что-нибудь вытащить из него, нужна наживка посущественней бредней о царе Соломоне.

— Коли вы настолько презираете мои взгляды, нынешний разговор вам приятен не более, чем мне. Давайте перейдём непосредственно к делу, — сказал Исаак. — Вы предлагаете средство разрешить мои затруднения в случае, ежели Болингброк назначит испытание ковчега. Однако оно бесполезно, если испытания не будет. Как всем известно, Болингброк в последнее время собирает гинеи, чтобы проверить монеты, находящиеся в обращении. Среди них будет много фальшивых. В любую минуту Болингброк может объявить: «Ковчег скомпрометирован Джеком-Монетчиком, его содержимое больше не являет собой надёжный образец продукции Монетного двора, давайте пробировать монеты, находящиеся в обращении». При такой проверке обнаружится недостача и в весе, и в чистоте металла, поскольку среди гиней будет много поддельных.